Вы меня, наверное, уже знаете. Поэтому понимаете, что эссе с таким названием не будет касаться вопросов любви, которая кого-то должна спасти, и прочей философской чепухи. У нас всё чётко, жёстко и без вариантов.
А если серьёзно, то вот вам задачка…
Как по-английски называется наша с вами печень? Правильно, liver. Кстати, про ливерную колбасу мы поговорим в другой раз, а сейчас давайте присмотримся к этому слову. Кто учил английский, сразу увидит, что в данном случае мы имеем образование от глагола «жить» (live) с помощью суффикса деятеля –er. Действительно, liver имеет в британском и американском вариантах значение «человек» (тот, кто живёт), «житель» и даже «гуляка» (то бишь «бонвиван», как говорили наши предки, используя французское сочетание «хорошо живущий»).
Но самое пикантное в печени то, что название своё, напрямую связанное с жизнью, она получила в английском оттого, что раньше, оказывается, люди думали, будто именно она отвечает за кровообращение. А что касается привычного нам сегодня сердца, то считалось, что оно главенствует над дыханием. Если кто из пытливых умов приписывал сердцу заботу о крови, его могли за такую ересь и от церкви отлучить, и ещё что-нибудь похлеще придумать. Всё равно, что сегодня рассказать по киевскому ТВ о том, что слово «украинец» впервые упомянуто Яном Потоцким в 1795 году…
Кстати, о датах.
Первым, кто в истории медицины экспериментально показал, что кровь бежит от желудочков сердца по артериям и возвращается к предсердиям по венам, был английский физиолог Уильям Гарвей. Он опубликовал труд «Анатомическое исследование о движении сердца и крови у животных». И ему ничего за это не было! А знаете почему? Потому что было это уже почти в наше «просвещенное» время – 1628 год.
А теперь самое интересное.
«Божественную комедию» товарища Данте читали? Говорят, жил замечательный флорентинец с 1265 по 1321. То есть задолго до XVII века, когда загадка сердца и печени наконец разрешилась. Но вот что он пишет в 115-118 строках первой песни «Рая»:
Questi ne porta il foco inver’ la luna;
questi ne’ cor mortali è permotore;
questi la terra in sé stringe e aduna;
… или в переводе Лозинского:
Он пламя мчит к луне, неудержимый;
Он в смертном сердце возбуждает кровь;
Он землю вяжет в ком неразделимый.
Удивлены? Не стоит, у него там ещё много разных «предвидений» собрано.
Данте (а заодно и читатель, к которому он обращается) прекрасно знает, как будут называться европейские страны (в частности, Испания и Австрия), которых в его время ещё не было на политической карте.
Он владеет математическим понятием «сотые», хотя дробность пришла лишь с арабскими цифрами. Говорят, о них узнали в Европе ещё в конце 1-го тысячелетия н.э., однако только с 1585 года арабская система обозначений стала использоваться применительно к дробям.
Данте описывает зубчатые шестерёнки в часах явно домашнего употребления. 33 главы второй части его «Божественной комедии» посвящены Чистилищу, которое души мёртвых должны пройти, чтобы упасть в Ад или вознестись в Рай. Беда в том, что слово «чистилище», конечно, народ знал, но вот окончательно как догмат оно было подтверждено лишь в 1568 году на Тридентском соборе.
Так что если бы Данте сочинил то, что сочинил, в то время, когда нам говорят, он жил, то костёр инквизиции в его честь зажигать бы пришлось не один раз.
Мы с вами люди умные (или глупые, смотря с какой стороны посмотреть), въедливые и дотошные. Так что теперь если вам где-нибудь в средневековье или античности встретится автор, который соединит кровь и сердце, знайте, что это либо «вывих» переводчика (Лозинский, кстати, «кровью» заменил дантевскую «движущую силу»), либо «древний» автор был гораздо более поздней придумкой.
Век живи, век учись.
/s2.siteapi.org/97864e70c33d42f/img/18da3docxuasssosgksw84c04cgook)